Александр Афанасьев - Меч Господа нашего-3 [СИ]
Примерно в два тридцать сотрудники ФСБ прибыли на Татар-базар и едва ли не полчаса искали нужный дом. Когда они ворвались в него — там уже никого не было…
Ночью Удмуртская была полупустой: любителей погонять на японском мотаке как ветром сдуло. Пробирались в основном дворами, благо знали их, а все дворы перекрыть было невозможно. Поставили машины. Надо было сменить — но возможности не было. Ночь не принесла облегчения, было душно как перед грозой. Где-то на горизонте — сверкало…
В Миндале на Удмуртской 212, круглосуточном элитном магазине — закупились жрачкой, банками Ред Булл, от которых жгло в желудке, парой пузырей… не с водкой, а с лимонным тоником Швеппс… хорошо голову освежает. С этим со всем — завалились на конспиративную квартиру, она была совсем рядом, от нее можно было проскочить на Удмуртскую, Карла Маркса, дворами на Пушкинскую и на Ленина — основные улицы города. Хорошая квартира, в общем…
Завалились спать. Сил — не было совсем.
Утром, в девять — раздался стук. Кто проснулся, кто нет — реально устали…
— По Куршевелю[21] жить не получается… — выругался Котов, доставая ружье
Скворец — тяжело протопал в прихожую, лязгнул замком.
— Э, ты чего…
— Башлыков…
— А если нет?
— Тогда хоть отдохнем в изоляторе по-человечески. Благо до Базисной тут недалеко.
Но это и в самом деле был Башлыков. Смурной, в каком-то спортивном костюме, с ноутом подмышкой. Под глазами мешки как у подгулявшей бабы.
— Смотались…
Скворец кивнул
— Ну, заходи, что ли… Только тихо, не топай как слон…
Башлыков не разуваясь — никто не разувался, если что бежать проще — прошел на небольшую кухоньку. В окне — серая громада дома напротив, утро. Ранее летнее утро две тысячи пятнадцатого года…
— Что нашли?
— Ни хрена толкового.
— Я кое-что нашел. Вскрыл почту. Куча писем, в одном фотография…
— Покажи…
В тесную кухню протиснулся Котов с мокрой головой и банкой Ред Булла. Протянул руку, открыл окно.
— Что тут у вас. О…
На экране ноутбука была фотография.
— Знаешь, где это?
— Как не знать. Уфа, автовокзал. На заднем плане река Белая где Чапай утонул. Тут многие на память снимаются, панорама — во!
— Туда автобус из Ижевска ходит?
— И туда и оттуда.
— Башкирия значит.
— Туда лучше не соваться — сказал Башлыков
— Почему?
— Чревато. Как и к татарам.
— Уже сунулись…
Башкортостан, Россия
Автовокзал
27 июля 2015 года
Дорога из Ижевска на Уфу кружная, прямой нет — идет через Пермский край, через Чайковский — город у плотины, где родился и жил великий русский композитор. Потом — она петляет по городам и весям, идет через Пермский край, через заброшенные, пришедшие в запустение русские поселки, через лес и через небольшие городки, идет мимо места, где приземлились первые собаки, побывавшие в Космосе, идет дальше. Потом — она идет уже по Башкирии с ее бескрайними просторами и плакатами, а то и обелисками с высказываниями отца нации Муртазы Губайдулловича Рахимова. Сам Муртаза Губайдуллович давно уже не президент — но разрушить в данном случае намного сложнее чем построить — и они по-прежнему стоят, указывая башкирам путь в светлое будущее. Башкирия от Пермского края отличается лесостепями в отличие от глухих русских лесов, хорошими дорогами более ухоженными населенными пунктами. Здесь уже почти все — из кирпича, из добротного красного кирпича — в то время как в Пермском крае многие дома бревенчатые и обшиты потемневшим от времени тесом. Почему так — никто не знает…
Взяв с собой двоих — наиболее сообразительных — Скворец рванул в Уфу. Никого не предупреждая… он имел связи среди русских организаций там, каждое действие вызывает противодействие и в Уфе русские организации были и в немалом количестве… когда слышишь на улице, как будут резать русских — только дурак будет сидеть на попе ровно и ждать этого. Потому люди были… а Скворец торопился, потому что знал: одно из двух. Либо точно такой же теракт произойдет в Уфе. Либо — организатор террора уйдет через Уфу, потом, наверное, через Казахстан и — ищи-свищи.
Ни то ни другое Скворца не устраивало.
Сидя в неприятно пахнущем искусственной кожей кресле китайского туристического автобуса, Скворец мрачно размышлял. Он не был наивным и мог кое-что оценить и сделать выводы. Он ненавидел в душе государство, ненавидел россиянскую власть, слабую, глупую, продажную, сиюминутную, равнодушную — и не понимал, почему на Центральном совете было принято решение не вступать в конфликт с властями, решать свои задачи, собирать силы, обучать людей, копить оружие — и при этом поддерживать государственность до тех пор, пока это возможно. Он бы счел это предательством — если бы не знал тех людей, которые приняли это решение. Предателями они не были, они не раз стояли за Россию и за русских с оружием в руках, они принимали летевшие в Россию пули — и тем самым они отличались от досужих «интернет-мыслителей», которым что водка, что пулемет — все одно с ног валит. Тем удивительнее было решение, которое приняли после долгих споров и с минимальным перевесом. Но — приняли.
А вот теперь — он понял. До селезенки проняло!
Дело в том, что среди нас — есть чужие. На самом деле чужие, они выглядят как мы, они могут говорить на нашем языке — но они совсем не такие как мы. Они среди нас и сколько их — неизвестно никому. Пока есть государство, пока есть хоть какой-то порядок — мы можем их останавливать. Но не будет государства — и они перекрасятся, выползут из всех щелей. Они ждут хотя бы минутной, хотя бы секундной нашей слабости — чтобы наброситься, напасть, отнять все что у нас есть. Они тоже хотят революции — чтобы сильные но глупые урусы в очередной раз перегрызлись из-за какой-то, никому не ведомой правды. А для них правда только в одном — есть свои, и есть чужие. И все. Больше — нет ничего.
Наверное, поэтому на Совете — был такой раскол. Те, кто из центра России выступал за свержение государства и основание своего, подлинно русского. Те, кто с Юга, с Кавказа, с национальных республик — выступали за поддержание текущей государственности столько, сколько возможно. Они просто знали, что новое государство, русское, советское, неважно какое — основать нам не дадут. Пойдут со всех сторон — а в спину ударят эти. И — все…
На въезде в Уфу стоял бронетранспортер, усиливая пост ГИБДД. Солдаты Национальной Гвардии вместе с ГИБДДшниками — шмонали машины. Причем не так, как это делают…скажем на ижевских постах ДПС и даже на въезде в Татарстан. Шмонали конкретно — как на Кавказе, в неспокойных кавказских республиках. Одно это — говорило о ситуации лучше, чем все успокаивающие заверения. Зная о том, что здесь такое — они поехали без оружия, оружие, в числе прочего — отправили сюда сборным грузом, Грузовозофф-ым.
После получаса стояния в искусственной пробке, проверки документов — автобус снова тронулся. Покатились в окнах индустриальные пейзажи, ректификационные колонны, железнодорожные пути с разноцветными цистернами, высокий забор, который теперь прикрывал нефтеперерабатывающий от обстрела трассерами с дороги (что уже было). Дорога начала резко вихлять, они ехали по типично индустриальному пригороду, у дороги были двухэтажные, покрытые потемневшим от времени тесом дома на четыре семьи, у них сушилось белье, играли дети, стояли старые, иногда полуразобранные легковушки еще советского периода и современные газели, на которых местные подрабатывали в грузотакси. Дорога шла в гору, они взбирались на холм, на один из тех холмов, на которых стояла Уфа, они были еще круче, чем в Ижевске. По правую руку — можно было различить неторопливо текущую реку Белая…
Потом — автобус свернул, покатился вниз и еще раз повернул. На склоне — стояло здание эпохи советского конструктивизма, с большой площадью остекления и пятиэтажной высоткой, словно воткнутой сверху и выглядящей как рычаг переключения передач. Это и был уфимский Северный автовокзал, за ним — было троллейбусное кольцо, троллейбусы здесь еще ходили…
Автобус остановился. Пассажиры потянулись на выход. Было жарко, душно — в основном после долгого пути все тянулись к ларькам с мороженым и водой. Тут же — были и водители такси, пристававшие ко всем подряд…
Скворец достал телефон, набрал короткий номер, который помнил наизусть. Голос электронной дамочки сообщил его, что он может оставить сообщение.
Приплыли.
В принципе — Башлыкову он и не верил, потому что знал — что такое сейчас друзья в органах. Это в его время — слово друг еще что-то значило, когда развалился СССР — органы развалились не сразу. Сначала не было денег — совсем, и оставались только фанатики, державшиеся и друг за друга и за работу. Но таких становилось все меньше- а остающиеся разочаровывались все больше. Потом — денег начало становиться все больше и больше, сначала неофициально, потом и официально. И в органы — хлынули те, кто шел сюда с конкретной целью: заработать. С этого момента — распад стал уже необратим…
